Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи - Генри Каттнер

и один из них мерцал. В сиянии подводного рассвета я увидел черные ползучие силуэты. Думаю, раса Пловца сумела бы выстоять, если бы не темный народ, не рабы. Пловцы снова наладили свои машины, понимаете? И машина в последнем оставшемся городе справилась бы, не появись Иные. Я заставил акулу проплыть сквозь погасший город, куда меня приводил Пловец. Когда-то в спиралевидных зданиях сияли огни и вокруг танцевали прекрасные гибкие жители, а теперь всюду было темно, я мало что видел. И слава богу. Черные… Те фигуры, что ползли вдоль опустевших городов, среди мертвых тел Пловцов, ужаснули меня.

Грешем прикусил губу и замолчал. Через пару минут он продолжил:

– Вокруг последней освещенной области все еще шли бои. Я заставил акулу поплыть туда, я мог бы им помочь, по крайней мере, как-нибудь! Пловцы бились, вооружившись изогнутыми лезвиями из чистого света, пронзавшими все, чего они касались. Великолепные бойцы, устрашающие и прекрасные. Я никогда не видел такой свирепости и такой красоты. Но Иных было слишком много, – его голос на мгновение дрогнул, – этих мерзких, ущербных, темных тварей.

Он подавился последними словами.

– Выпейте это, – велел Блэк, поднося стакан к губам Грешема. Тот отпил и какое-то время отдыхал.

– Вот и все, – произнес он, уже спокойнее. – Я видел, чем оно кончилось. Я помогал, чем только мог. – Он слабо ухмыльнулся. – Один Пловец убил мою акулу. Не разобрался, видно. Решил, что она – очередной падальщик, приплывший на запах крови. Изогнутый клинок из света пронзил ее, как сталь и огонь – да, огонь под водой! – и акулы не стало. Ну а мне в любом случае было пора. Я сделал все, что в моих силах. Но это еще не конец.

– Что вы имеете в виду? – спросил Блэк, затем быстро добавил: – Не важно. Вам пора отдохнуть. Вы можете обдумать все это и рассказать мне позже.

– Нечего тут обдумывать. Помните, что я сказал об Иных, впервые их увидев? О том, насколько они чудовищны даже на первый взгляд? Это был инстинкт, Блэк. Инстинкт говорит, что их нужно истреблять на месте. Я… я не уверен зачем, но именно это я собираюсь делать. – И Грешем легонько стукнул кулаком по одеялу, повторяя натужным, сиплым шепотом: – Истребить их! Истребить!..

Спустя неделю «Альбакор» достиг группы крошечных островков, похожих на рассыпанные по воде бутоны. Местные жители, по своему обыкновению, вышли встречать новоприбывших, предлагая фрукты и сплетни. Похоже, Грешем уже общался с ними: он отрывисто говорил на канакском. Туземцы в ответ кивали, слова их лились рекой. Когда те надумали возвращаться, Грешем отправился с ними.

– Я знаю, чего хочу, – сказал он неврологу, пока тот помогал ему перебраться через фальшборт. – Физически я в полном порядке, насколько возможно. Обо мне не волнуйтесь, я очень ответственный. Мне даже хватит деньжат на мелкие нужды. Забудьте обо мне, доктор. И спасибо. Большое спасибо.

Блэк провожал его взглядом, полный сомнений и какой-то странной, иррациональной зависти.

Сферы на тросах, когда-то ярко светившие в бездне, погасли. В ночи дно морское под ними простирается далеко, к вечному свету, неизвестному людям. Внутри городов – ныне гробниц – плавают останки прекрасных жителей, скелеты с полыми костями, обглоданные бродячими обитателями моря. Мертвая раса навечно погребена в своих мертвых городах.

Но раса Иных по-прежнему существует среди них и сотворенных ею руин, темная и чужеродная, уничтожившая своих хозяев. Она несет смерть.

Из необъятной океанской зари одна за другой бесшумно спускаются прожорливые акулы, готовые убивать, убивать и умирать. А на берегу острова, высоко над ними, при свете дня сидит слепой мужчина, чей сверхъестественный взор устремлен в другой мир – мир воды, тьмы и смерти.

Он слеп, но не так, как слепы другие люди. У него есть тысяча глаз, чтобы видеть. И ему суждено отомстить. Месть свершится, когда умрет последний темный бродяга, и лишь это сделает Грешема счастливым. Остаток дней он посвятит тому, чтобы снова и снова смотреть на подводный мир сквозь маленькие линзы в чужой голове. И вспоминать красоту, мельком увиденную в час ее разрушения, в первый и последний раз.

Все люди слепы, ведь они не знают этой красоты.

Бессмертный из города-склепа

Глава 1

Ледяная вода брызнула в лицо и пролилась на грязные лохмотья. Приложив чудовищное усилие, Эд Гарт разлепил глаза. Сознание утопало в парах дрянного ганимедского пойла.

Кто-то грубо потряс Гарта за плечо, и коренастое тело конвульсивно дернулось. Он стал испуганно отбиваться. Испитую физиономию перекосило от злости.

– Илгана! – выдохнул он. – Во м’трана аль-хрон…

Гарт почувствовал, что его отпустили, и услышал, как кто-то сказал:

– Слышала, Паула? Язык Древних!

Затем прозвучал женский голос, неуверенно и с ноткой отвращения:

– Точно? Но как, во имя Системы, этот… этот…

– Оборванец и бродяга, – пробурчал Гарт, поднял голову и вгляделся в расплывчатые белесые овалы лиц. – Не стесняйся, сестренка. Я называюсь босяк, а сейчас еще и пьяный. Так что прошу тебя, проваливай к чертовой матери. Дай спокойно докончить бутылку.

На него снова хлынула вода. Он застонал, потряс головой и увидел перед собой глаза с тремя зрачками. На него пристально смотрел ганимедский торгаш по имени Толомо. Судя по взгляду, он был не просто недоволен. Он был весьма сердит.

Толомо зашипел по-английски с причудливым туземным акцентом:

– Очнись, Гарт. Слышишь, ты? Для тебя есть работа. Ты сильно задолжал. Пришли люди, ищут тебя. Говорят, им нужен проводник. Теперь делай, что скажут, потом плати мне за питье, которое взял в долг.

– Обязательно, – с бесконечной усталостью ответил Гарт. – Только завтра. Не сейчас.

Толомо фыркнул:

– Найду вам местных проводников, капитан Браун. Они знают дорогу в Чанн.

– Мне не нужны местные, – заупрямился мужчина. – Мне нужен Эд Гарт.

– Размечтался, – буркнул Гарт и опустил голову на руки. – В этой дыре и без вас дышать нечем, так что уматывайте.

Он не видел, как капитан Браун сунул Толомо сложенный пополам универсальный кредит. Торгаш проворно убрал деньги в карман, схватил Гарта за волосы, приблизил синюшное нечеловеческое лицо к лицу землянина и заговорил, старательно пережевывая каждое слово:

– Слушай меня, Гарт. Я пускаю тебя напиваться в долг. Ты собираешь алкоренья, продаешь и платишь мне, но платишь мало, а задолжал много. Меня спрашивают, как я терплю побирушек вроде тебя в баре «Луноцвет-риц»…

– Курам на смех твой «Луноцвет-риц», – промямлил Гарт. – Пластмассовая коробка, развалюха, шмурдячник с тараканами!

– Молчать! – рявкнул Толомо. – Тебя никто в долг не поит – никто, кроме меня. Поэтому делай работу и плати, или я позову пристава, и он